На самом деле, это было безумием. Я мог бы использовать предложение
Дойла, чтобы заставить Хирна предложить мне лучшие условия, но я просто
подписал обычный контракт, никаких гарантий. Потом он сказал мне, что я
обеспечу его старость. Впоследствии Йен Дойл пытался использовать это
против него. Он сказал мне: «Я никогда не говорю этого о своих игроках.
То, что Барри сказал такое – абсолютно неприемлемо». Но я не понимал,
из-за чего такой шум. Я просто подумал, ну ладно, надеюсь, что
действительно обеспечу его старость, ведь если это так, значит, у меня
дела обстоят неплохо.
Барри делал для меня то, что Йен Дойл,
который стал моим менеджером потом, вряд ли сумел бы, как я думаю. С
самого начала, Барри Хирн был со мною в разных ситуациях, помогая мне и
моей семье как в спорте, так и вне его. Он всегда оказывался у телефона,
когда разражался кризис. Для меня он был великолепным менеджером. Я его
уважаю, потому что он всегда бы рядом, когда я в нем нуждался, решая
возникающие проблемы.
Когда полиция обыскивала мамин дом, они
забрали все расходные книги и документы. Отец оказался в тюрьме, а мама
не самый подходящий человек, чтобы заниматься денежными вопросами – она
этого просто не понимала, потому что ей никогда это не нужно было
делать. Её основной заботой были семья и дом. Когда власти сказали, что
она много задолжала по VAT и другим налогам, она была искренне
шокирована. Она все заплатила, но её все равно отправили в тюрьму за
уклонение от налогов. Видеть её осужденной (это было в конце 1995-го) -
одно из худших впечатлений за всю мою жизнь. Я не мог понять, почему
она должна отправиться в тюрьму, ведь она заплатила все, что, как они
настаивали, задолжала. Думаю, это был заговор против семьи.
Ей
присудили один год заключения, она отбыла 7 месяцев. В утро перед
приговором я должен был отправиться переговорить кое с кем насчет
секс-шопов и решить всякие вопросы. Я приехал в суд после обеда, вместе с
моим приятелем Стивом, который знал, как работают суды. Я спросил, что
там происходит, и он глубоко вдохнул и сказал, что все не очень хорошо.
-
Что ты имеешь в виду? – просил я.
- Её посадят.
- Что?
Она пойдет в тюрьму?
Мама сидела на скамье подсудимых и не могла
слышать, что мы шептали.
Когда присяжные передали свой вердикт и
судья сказал: «Уведите её», она посмотрела на меня и из глаз её потекли
слезы. Но она не плакала. Я ожидал этого, но это не случилось.
Как
ни странно, в том, что она отправилась в тюрьму, были и положительные
стороны, потому что после этого она поняла все, о чем ей говорил отец: о
ежедневной рутине его жизни. Он звонил ей, и говорил: «Мария, я должен
идти, а то сюда уже колотят, ты же знаешь». И она точно знала, что он
имеет в виду, потому что и сама это прошла.
Когда-то мама и папа
оказались в одном и том же суде, и обоих обвинили за продажу журналов и
видеокассет непристойного содержания. Во время обеденного перерыва их
посадили в одну камеру и они провели наедине целый час. Следующие шесть
недель судебного разбирательства они сидели вместе. И отец просто
смеялся над всем: он снова был с мамой, пусть даже ненадолго. Он
постоянно толкал локтем обвинителей и перешучивался с ними.
Когда
прошла примерно половина судебного разбирательства, один из таблоидов
напечатал статью, в которой было сказано, что мама уже сидит в тюрьме,
отбывая срок за уклонение от налогов. Это было явное неуважение к суду и
вызывало предубеждение к ней, так что пришлось её освободить. Судья
сказал: «Миссис О’Салливан, вы свободны», но она не хотела бросать отца.
Пап сказал: «Иди, иди же, ну иди», - и она ушла, но позже она
мне сказала: «Я была там так счастлива вместе с твоим отцом, что не
хотела уходить».
Замечательная тротуарная плитка поможет вам сделать хорошую дорожку к вашему дому. Плитка лучше асфальта и красивее.
