Этот мой приятель знает, что мы с Джо познакомились через Анонимных Наркоманов, и знает, что Джо больше не принимает наркотиков. Он заставляет меня чувствовать себя не в свой тарелке. Я не осмеливаюсь сказать ему, что я аддикт, потому что мне стыдно. Но Джо говорит мне, что я должен взглянуть этому в лицо и тогда я буду честен сам с собой, переводя это давление на них – если уже они предлагают мне косяк, то пускай они чувствуют себя дерьмово, а не я.

Мне следует ходить на встречи каждый вечер, но я этого не делаю, хотя сегодня точно пойду. У меня есть консультант из Прайори, на этой неделе я рассказал ему, что чувствую себя слабым. Он ответил: «Если вы что-нибудь примете до понедельника, пообещайте, что приедете в Прайори на неделю».

Я сказал, что никак не могу пообещать ему этого. Но я докажу самому себе, что могу сдержаться. Мне будет хорошо, если я с этим справлюсь, а если я поддамся, то буду полным дерьмом. Последний раз, когда я сорвался, меня не б ... Читать дальше »

Программа предлагает так много, и хотя сейчас я в куда лучшем состоянии, чем был пару лет назад, я знаю, что не получаю всех ее преимуществ. Я не поддерживаю связи с людьми из Прайори, я не пользовался Поддержкой, хотя, наверное, следовало бы, но до Рохэмптона очень далеко ехать, а я после игры выжат как лимон. Но я по-прежнему бываю на местных собраниях в Саусгейте, потому что это ближе ко мне и я получаю то же, что и в Рохэмптоне.

Я все еще не достаточно знаю о Программе, чтобы судить, что в ней правильно, что неправильно, я знаю только то, что прошел сам. Например, у меня есть один приятель, который звонит мне и приглашает сыграть в гольф. А я знаю, что если пойду играть с ним, то могу сорваться. Мы будем беседовать о том, как было бы здорово пригласить вон ту девушку, ли вон ту, и как классно поступать неправильно… в конце концов непременно появится кто-нибудь, у кого есть травка. Мне будет неудобно отказаться и я тоже закурю. Это по-прежнему моя слабость. Я з ... Читать дальше »

Зависимость не уходит после лечения. Аддикты навсегда такими остаются, даже если держатся десятилетиями. Говорят, что зависимость – это болезнь и отпуска от нее не возьмешь. После Прайори я держался семь или восемь месяцев, чувствуя себя превосходно. Я смог вернуться.

Но я сорвался, что было неизбежно. Я поговорил кое с кем из моих приятелей по Прайори, они сказали: «Не переживай, такое бывает, ты опять сможешь начать все сначала. Позвони, если почувствуешь, что тебе опять этого хочется», хотя последнее, что я сделаю – это стану звонить тому, кто попытается меня от чего-то отговорить.

Я знаю, что сейчас моя жизнь под контролем, но когда я попадаю в определенные круги и общаюсь с некоторыми людьми, то должен признаться, искушение велико. Можно просто подумать: да ладно, забудь, я же всегда могу опять вернуться на собрания в Прайори, получить профессиональную помощь, и начать все сначала.

Когда я остаюсь один, то начинаю вспоминать старых приятелей, с ... Читать дальше »

Моим первым турниром стал Кубок Чемпионов. Я прошел его до финала и никогда не играл так эмоционально. Но начал я катастрофически – проигрывая 4-1 Марку Вильямсу. Потом я поднял голову и увидел на трибунах троих своих ближайших друзей из Прайори: Чарльза, Мартина и Роуз. До этого я понятия не имел, что они здесь. Боже, подумал я, они считают, что я один из лучших снукеристов всех времен, и сейчас увидят, как меня размажут. Это подбодрило меня и я выиграл следующий фрейм. Мартин и я называли друг друга «бездельниками», так что я посмотрел на него и сказал одними губами «Ты, Бездельник!», а он рассмеялся, и выдал мне то же обратно. После каждой партии мы обменивались любезностями. Адреналин играл во мне, я был на подъеме, и подумал, что наслаждаюсь. А вот Марк Вильямс – нет. Он показал великолепную игру, лучшую из того, что я видел в его исполнении, но я начал сокращать разрыв и в конце концов выиграл 7-5, шесть из семи оставшихся партий подряд. Все было идеально – отыгрыши ... Читать дальше »

Проведя месяц в Прайори я опять почувствовал себя человеком.

Я отправился навестить папу, мне было приятно стоять с пропуском в руках, и быть любезным. Я был самим собой, хотя раньше, стоило кому-то что-то сказать – и я заводился.

После Прайори я решил, что мне важнее быть счастливым как личность, чем играть в снукер. И на первом нашем свидании с отцом после моего выхода из клиники, я сказал:

- Не думаю, что хочу продолжать играть. Ты ведь меня понимаешь?

Он уставился на меня.

- Нет, не понимаю, - ответил он.

- То есть, как это ты меня не понимаешь? Папа, если я хочу этого, и это сделает меня счастливым, разве это не важнее всего?

- Да, - согласился он. – Но я не понимаю, почему чтобы быть счастливым, ты должен прекратить играть в снукер.

Я решил, что он сошел с ума. Ведь мне было так хорошо, я наконец-то начал ощущать себя цельной личностью, и последним, чего я хотел, было возвращаться к прошлому. Но я прислушался к отц ... Читать дальше »

Бывали и такие времена, когда я чувствовал себя ужасно и хотел сбежать – особенно после визита Бьянки. Я должен был с ней попрощаться, зная, что не увижу ее целую неделю. Она приняла мое решение, а я думал, что с моей стороны эгоистично оставаться тут, и что пора выбираться. После трех недель терапии я вновь испугался, что мне это не помогает. Если я не чувствую изменений спустя три или четыре недели, думал я, то как мне это могло помочь?

Нам разрешалось играть в некоторые игры вроде «Монополии», но никому это не нравилось. Еще у нас был спортивный зал, но нам сказали, что туда можно ходить только во время обеденного перерыва (на час), и заниматься не больше получаса, потому что это может точно так же вызвать зависимость. Так что я пропускал обед и шел в тренажерный зал выгонять свою агрессию.

Однажды я сказал врачу:

- Я все еще чувствую себя дерьмово.

- Давайте поговорим об этом, - сказал она. – Что не так?

- Ну, мне кажется, что снукер ... Читать дальше »

Позже мы с этим парнем поладили. Возможно, благодаря тому, что ему хватило духу высказать мне все в глаза, а не улыбаться, но потом гадить за спиной. Я знал, что ему многое не нравился, но по крайней мере, было ясно, как он ко мне относится. В итоге он оказался довольно приятным парнем.

Некоторые дни проходили очень медленно, а другие – быстро. Иногда я возвращался к себе в комнату в полпятого вечера, ложился на кровать и просто думал, до шести вечера. Потом звонил папа и мы с ним разговаривали часами. Впервые за годы мы с ним нормально общались.

Занятия длились с девяти тридцати до двенадцати тридцати, потом обед, а после – перекур в саду. Мы по очереди убирали со стола, мыли и вытирали посуду. Следующее занятие – до половины пятого. Шесть часов терапии в день, одни занятия тяжелее, другие – легче.

Однажды мы играли в лапту, но даже это было тестом: врачи изучали наше поведение. Одна женщина сказала мне, что в жизни не встречала никого подобного м ... Читать дальше »

После собрания мы все вышли на улицу покурить и пообщаться. Я рассказал, что только что услышал самую невероятную историю в жизни и что я от этого как под кайфом. «Поверить не могу, что этот парень когда-то был аддиктом», - сказал я. На меня смотрели как на психа. Но он казался таким спокойным и уравновешенным и это все, о чем мечтал я – немного покоя в моей жизни. Я всегда мчался на скорости 200 миль в час, всегда был беспокойным и нервным. Он же рассказал, что мог застрять в пробке, зная, что опаздывает на встречу, но также зная, что никак не может ускорить решение. Поэтому он просто смирялся: все равно невозможно успеть вовремя, но он приедет, как только сможет. «Мир не вращается вокруг меня, - сказал он, - и если я буду мчаться, невзирая на светофоры, то меня или остановит полиция, или я устрою аварию, пытаясь успеть куда-то на пятнадцать минут раньше. Если я опоздаю на эти пятнадцать минут, то объясню, почему так получилось».

Такая простая история стала для ме ... Читать дальше »

Роуз умерла в прошлом году. Она спилась до смерти. Ее почки отказали. Я не пошел на похороны – мне все еще неудобно из-за этого, но я не выношу похорон. Я должен был пойти, но отвертелся.

В Прайори я встретил еще одного замечательного человека, который стал моим опекуном в Программе Двенадцати Шагов. Опекун – это образец, тот, кто сумел выздороветь и может провести и тебя через Двенадцать Шагов. Я выбрал одного парня, который был в Прайори, и возвращался каждый четверг для Поддержки – это была целая сеть для бывших пациентов. Я зашел в комнату, сел в большое кресло и уснул, думая, как некультурно поступаю.

А когда я проснулся, он сказал:

- Все нормально. Если ты хочешь спать – то никаких проблем.

- Кто вы? – спросил я. – Вы только что пришли?

- Нет, я пришел, чтобы поделиться с вами, - ответил он.

- О, ну тогда ладно. Разбудите меня, когда начнете.

- Нет, - сказал он. – Можешь спать, все хорошо.

В комнату зашли все оста ... Читать дальше »

Это было неправдой: я пил, как рыба. Но я никогда не думал, что это проблема, ведь это никогда не было первым выбором. Я пил, если не мог закурить. В то время я не мог вбить себе в голову идею полной трезвости, но сейчас я понимаю, что это важно. По собственному опыту знаю, что одна рюмка ведет к последствиям.

Я сблизился с одной леди по имени Роуз. Она была алкоголичкой 55-ти лет, и когда я впервые увидел её на занятиях, мне показалось, что все остальные её дразнят. Иногда она плакала. Она постоянно оправдывалась, рассказывала, почему ей нужен алкоголь, но многие проходили терапию годами и слышали все эти «ох, бедная я, несчастная» истории. Она рассказывала, что если бы не обстоятельства, ей бы не нужно было пить, говорила, что мы не знаем, каким был ей дружок, как он её мучил; рассказывала, что ее сын отказывался с ней разговаривать. Мне было жаль ее, я за нее вступился, сказав:

- Неудивительно, что она пьет, при такой жизни.

Но остальные сказали:
... Читать дальше »