Я выиграл свой первый турнир в девять лет. Маленький и незначительный
турнир, проходивший каждую неделю в клубе, где участвовали пять-шесть
игроков. Никаких денежных призов не полагалось – только кубок, и
сертификат на шесть бесплатных часов игры. Бесплатное время мне дали,
хотя я в этом не нуждался, так как папа всегда заботился, чтобы мой стол
был оплачен. А вот что мне действительно хотелось – это получить кубок.
Его я не получил, и очень расстроился. Мне сказали: «Извини, у нас нет
сейчас кубка, но мы его сделаем», и я ждал и ждал. Должно быть, прошло
около двух месяцев – я даже подумал, что мне никогда его не отдадут. Я
все время спрашивал, где же кубок, а мне отвечали, что он вот-вот будет.
Однажды мы сидели в клубе (там собирались дети возрастом от 10 лет (это
я был), и до 15) – и наконец-то привезли этот паршивый кубок. Ник
Терри, тамошний игрок-профессионал сказал мне, что когда получаешь
трофей, его следует поцеловать: «Давай, поцелуй кубок», - сказал он. А я
подумал: да ты смеешься! Не собираюсь я целовать это! Он сказал:
«Давай, я покажу, как это делается», - и начал целовать кубок.
Я
не из тех, кто целует кубки, никогда не ощущал такой потребности, и
сейчас делаю это только для снимков. Но я люблю собирать их, держать,
прикасаться к ним и разглядывать.
Трофеи всегда были для меня
важнее, чем деньги. Несколько лет спустя, когда мне исполнилось 14, я
получил пять сотен фунтов за победу на турнире в Лидсе, а кубок мне
опять не дали. Я стоял и думал: «Где мой кубок? Я хочу что-то на память
об этой победе! Ведь призовые я потрачу». Домой я приехал расстроенный,
чуть не плача, и даже не сказал маме, что победил. Только простонал:
«Мама, мне никогда не дают кубков!»
Может, я и выиграл свой
первый турнир, но мое поведение ничуть от этого не улучшилось. В детстве
у меня был просто отвратительный характер: я матерился всякий раз,
когда промахивался по шару – пока папы не было в клубе. Когда он туда
приходил – я был ну очень примерным ребенком. Но люди в клубе рассказали
ему о том, как я себя веду, и какие слова употребляю. Они сказали: «Вы
должны с ним поговорить. Нельзя, чтобы десятилетний мальчик ругался и
швырял кий на пол всякий раз, когда промахивается». Отец пришел в клуб, я
смеялся и шутил, и пока я играл – он только один раз взглянул на меня. И
этот взгляд меня здорово напугал. Он ничего не стал говорить при людях,
зато сказал в машине, по дороге домой: «Так не годится. Я прихожу и
вижу, как ты валяешь дурака возле этого снукерного стола. Я плачу пять
фунтов в час не за твои ругательства. Если хочешь ругаться – или катайся
с приятелями на велосипеде. Когда я приду в клуб в следующий раз, я не
хочу знать, выигрываешь ты или проигрываешь. Я только хочу видеть твой
невозмутимое лицо».
