В первый раз я услышал о нем от Джимми Уайта. Я спросил Уайта, кого он
считает лучшим игроком, когда-либо бравшим кий в руки: «Урагана»
Хиггинса, Хендри, Дэвиса (Джо), Дэвиса (Стива), себя? «Ни одного из
перечисленных, - ответил Уайт отсутствующим тоном. – Об этом парне ты
никогда не слышал». Интервью проходило в букмекерской конторе в
Тутинге, с нами был еще его друг по имени Джелли Бэби, и они оба думали
совершенно о другом. «Ну, давай же!», - настаивал я, и, отправив еще
100 фунтов под надежную охрану Corals, Уайт сказал: «Его звали Пэтси
Хулихэн».
Позже я спросил о нем Клайва Эвертона, старейшину
комментаторского корпуса, которому наверняка было что-нибудь известно.
«Этот Пэтси - необыкновенный игрок, - ответил Эвертон. – Очень быстрый
и очень точный». Эвертон рассказал, как Хулихэн однажды играл в
закрытом коммерческом матче с Рэем Риардоном, тогдашним чемпионом мира.
И что? «Пэтси уничтожил Рэя».
Но если это так, то почему мы
никогда не слышали о нем? Почему не возникла легенда? Почему же, если
Хулихэн принадлежал к эре Риардона, он не появился на Пот Блэк? «Его
выжил Джо Дэвис, - ответил Эвертон. – Из-за уголовного прошлого
Хулихэна». Дэвис был господствующей фигурой в послевоенном британском
снукере, и к его мнению прислушивались беспрекословно. «Дэвис сделал
Хулихэна персоной нон-грата», - сказал Эвертон.
Эвертон не знал,
что именно совершил Хулихэн. Вообще-то, он даже не знал, жив ли тот до
сих пор или умер. Последний раз он видел Хулихэна около десяти лет
назад - в Блэкпуле, где Пэтси все еще пытался квалифицироваться на
чемпионат мира. «Ему к тому времени должно быть около 60, - вспомнил
Эвертон. – Он спал под одним из столов».
Отследить Пэтси
Хулихана оказалось нелегкой задачей. Его телефонных номеров уже не
существовало. Руководство снукерной организации WPBSA даже не знало,
где он находится. Если Джимми Уайт и знал, он не сказал. Оставалась
только одна ниточка бар «The Deptford Arms» в южном Лондоне – кто-то
говорил, что Хулихэн там известная персона, он «пьет и играет в пул на
деньги». Однако, с того времени прошло уже много лет.
Узкие
рыночные улочки Дептфорда вызывают в памяти произведения Диккенса. Да и
сам «The Deptford Arms» будто вынырнул из прошлого вместе со всеми
своими посетителями. Несмотря на то, что едва перевалило за три, он был
почти заполнен. За стойкой стояла традиционная горластая барменша, но
она никогда не слышала про Хулихэна. Она направила меня к мужчине с
поистине устрашающей внешностью, к которому следовало обратиться «Джон
Джок». Удивительно, но он оказался шотландцем. «Я знаю Хулихэна, -
сказал Джон Джок. – И я знаю, где он пьет». Однако прибавил, что не
может сообщить мне, где именно. «Потому что Пэтси – человек, который
предпочитает держаться в стороне, и я хочу быть уверен, что вы тот, за
кого себя выдаете. Сначала я вас проверю».
К счастью, проверка
оказалась довольно поверхностной – мне даже пришло в голову, что
Хулихэну повезло, что я не оказался киллером, – и Джон Джок направил
меня в другой паб, где я должен был опознать какого-то мужчину по
«очками и прямым волосам». «Это тот, кто вам нужен. И когда вы
заговорите с ним, скажите вот что: «Джон Джок послал меня, и Джон Джок
меня проверил».
Я поблагодарил Джона Джока и отправился в этот
паб - обветшалое строение в стиле поздних шестидесятых, со стенами,
украшенными осыпающимися ирландскими росписями. У него было название,
но во время проверки я пообещал его скрыть, поэтому буду называть его
просто «Крусибл». Опознать Хулихэна оказалось нетрудно - в пабе
находилось лишь два человека, и лишь один из них носил очки.
Щеголеватый мужчина под семьдесят, среднего телосложения, в пиджаке и
галстуке стоял возле бара с мужчиной постарше и повыше. Он признал, что
он и есть Хулихэн. Я произнес слова Джона Джока.
«Да, я знаю
Джона Джока, - осторожно сказал Хулихэн. У него был акцент, характерный
для южного Лондона, и голос настолько густой и гулкий, словно он
разговаривал с самого дна Темзы. - Но не особо близко, вроде как».
Я
рассказал ему о словах Джимми Уайта, и, судя по виду Хулихэна, его это
потрясло. Он смог только пробормотать: «Джимми всегда был великолепным
игроком». Потом неохотно признал, что обыгрывал не только Риардона, но
других чемпионов мира, включая Джо Дэвиса, Джона Спенсера, Эдди
Чарльтона и «Урагана» Хиггинса. Я предложил заказать выпивку для
Хулихэна и его друга Фреда, но Хулихэн упорно стоял на том, чтобы
платить самому. Тем не менее, он заявил, что сейчас неподходящее время
для разговора, поэтому мы пили молча. В конце концов, Хулихэн решил:
«Возвращайся во вторник и поговорим нормально».
В следующий
вторник я вернулся. Хулихэн и Фред в тех же самых позах стояли возле
бара, на стойке которого располагалась пластиковая тарелка c сырными
булочками, годившимися, видимо, только для того, чтобы промакивать
разлившуюся жидкость. Было ясно, что большую часть, а возможно, и все
свои дни эта парочка проводит именно так, однако сейчас они были
трезвы. И хотя оба почти наверняка злоупотребляли спиртным, их лица не
пугали характерной для пьяниц краснотой и прыщами. Напротив, они
выглядели очень бледными - почти белыми. Когда я вошел, то чуть не
принял их за двух призраков. Хулихэн, очевидно, был воспитанным
человеком. Когда его знакомые заходили в паб, он непременно
приветствовал их, а когда они уходили, обязательно провожал их словами:
«Пока-пока».
Он родился в 1929 году в Дептфорде. Его дом,
стоявший на узкой улочке, соседствовал с местным пабом. Отец Пэтси,
портовый грузчик, еще мальчишкой взял его в снукерный зал «The
Lucania», который находился на главной улице Дептфорда на месте
теперешней церкви. «Ну и я, вроде как, быстро начал делать успехи, -
вспоминал он. - Вы бы сказали, что у меня природный талант». Несмотря
на некоторую, скажем так, характерность его фамилии, он не любит, чтобы
его считали ирландцем*. «Нет. Я вырос и родился в Дептфорде». Да,
Дептфорд важен для него во многих смыслах.
В 71 год Хулихэн
разговаривает не всегда внятно, а его память бывает небезупречна,
особенно в том, что касается дат и чисел. В любом случае, жизнь
странствующего игрока на деньги, каковым на самом деле и является
Хулихэн (или являлся на протяжении 40 лет), так же туманна, как и
продымленные помещения, в которых она проходила. И хотя, как мы увидим,
он побеждал великих чемпионов, в большинстве своем он играл в обычных
клубах с безымянными работягами с нищих окраин.
В 50-х и в
начале 60-х его официальная карьера шла по традиционному пути. Он стал
чемпионом Англии среди юниоров и взрослых – второй титул был
единственной возможностью стать профессионалом. Это значило, в элитной
группе, которую контролировал Джо Дэвис и которая приняла участие – без
Хулихэна – на Пот Блэк после возникновения цветного телевидения, за год
мог появиться всего лишь один новый профессионал.
Куда более его
занимала карьера неофициальная. Хулихэн говорит, что он начал
зарабатывать деньги на снукере в 1955-м, когда женился. «Я был азартным
игроком – лошади, собаки – и я спустил все деньги, а нам нужно было
купить вот то, вот это, да все. Так что я сказал: «Не беспокойся. Я
уеду на неделю» А на следующий день вернулся домой рано утром, когда
она еще спала. Я положил деньги на постель и произнес: «Оплачивай свои
счета, любимая»».
С чего он всегда начинал? «Я входил, шел к
стойке и просил: «Чашку чая и булочку, пожалуйста», после чего мне
оставалось вытянуть только пару фунтов. Внезапно вокруг появлялись
люди. «Ну что, приятель? Хочешь сыграть?» - спрашивали они меня. Я
отвечал: «Нет», и садился пить чай, но ребята продолжали: «Кто-нибудь
еще хочет?», и тогда я отвечал: «Ну ладно, согласен».
«Я
позволял им выиграть немного денег, и они думали: «Все идет хорошо», а
потом я начинал отыгрываться. Однажды один парень сказал мне: «Хочешь
поставить два фунта? Я дам тебе фору в 16 очков». Я закончил, сняв с
него 140 фунтов – в то время это были большие деньги. Я ездил по всей
стране – Манчестер, Лидс, на побережье».
В снукерных клубах
Лондона Хулихэн заработал себе такую репутацию, что просто был вынужден
давать своим оппонентам фору в 100 очков, и иногда даже это не служило
достаточно соблазнительной приманкой. «Я играл левой рукой, правой
рукой, только одной рукой, по-разному. Много лет назад я играл на
деньги с одним парнем обратной стороной кия». С другой стороны,
провинциальные корольки приезжали в Лондон только для того, чтобы
сразиться с великим Хулихэном. «Да, и я отправлял их назад. Деньжат у
них было немного, понимаете, а интерес-то именно в них».
60-е,
как понимаешь сейчас, были золотым десятилетием Хулихэна. Прежде всего,
снукерных клубах еще не разрешили алкоголь. Он попал в книги рекордов,
сделав быстрейший сенчури брейк (меньше чем за четыре минуты; потом
этот рекорд побил Джимми Уайт) - это едва ли не единственное письменное
свидетельство существования Хулихэна-снукериста. В те годы его
практически без сомнения можно считать лучшим игроком в мире, хотя
тогдашний снукерный мир и был куда меньше теперешнего.
В 1965 он победил восходящую звезду Джона Спенсера со счетом 11:3.
Общепризнанному
лидеру Джо Дэвису, потребовалось достаточно много времени, чтобы счесть
Хулихэна достойным противником. «Я играл с Джо пять раз, кажется, он
выиграл один. После этого он не играл со мной до тех пор, пока я не
давал ему фору. Он просто качал головой. Но он был королем. Он двадцать
лет им был». Хулихэна могли не пригласить на Пот Блэк, но в конце 60-х
он появился на коротком турнире ITV, который назывался TV Trophy, где
боролись друг с другом лучшие профессионалы. Хулихэн его легко выиграл,
снова победив Спенсера.
Но также это было десятилетие, когда все
пошло наперекосяк. «Я сидел в пабе вместе с двумя приятелями, -
рассказывал Хулихэн об одном дне 1966 года, - мы пили, пили, пили. Я их
не осуждаю. В конце концов, я кое-чего натворил и попал за решетку».
Что же это было? «Взлом и незаконное проникновение. Я получил четыре
месяца. Сел в Уондсворте, а вышел в Форде (открытая тюрьма)».
И
очень легко понять, как в 1970-х, когда благодаря Пот Блэк снукер
выбрался из тени, а игроки стали походить безукоризненно одетых
респектабельных политиков, криминальное прошлое Хулихэна – даже такое
незначительное – можно было успешно использовать против него. Ему было
к тому времени под сорок, и, вероятно, его расцвет уже прошел, но то
самое же касалось и почти всех остальных на Пот Блэк. Интересно, как
повернулись бы события, если бы такая же история случилась с менее
выдающимся игроком? И, вообще, действительно ли все игроки, появившиеся
на этом турнире, могли похвастаться незапятнанным прошлым? Кстати,
«Урагана» Хиггинса Джо Дэвис тоже пытался держать на расстоянии как
«нежелательного» игрока, но Хиггинс, в отличие от Хулихэна, имел в
своем активе титул чемпиона и массу болельщиков, так что Дэвису
пришлось сдаться.
Что Хулихэн думал о Дэвисе, сделавшем его
персоной нон-грата? «Он так и не сказал мне этого в лицо. Джо Дэвис был
хорошим игроком, но он не был джентльменом». В то время как Дэвис,
Риардон, Вирго, Чарльтон и другие, получив признание публики,
гарантировали себе постоянный приток денежных средств в свои пенсионные
фонды, Хулихэн продолжал делать то, что у него выходило лучше всего –
играть на деньги.
Вообще-то, судя по его воспоминаниям, 70-е
были золотым временем для его профессии. «В снукерных клубах крутилась
масса денег. Провинциалы не скупились. Просто невероятные деньги.
Партия стоила 10 фунтов, но сегодня они бы равнялись 200».
Джимми
Уайт впервые встретил Хулихэна в середине 70-х, в уже несуществующем
клэфэмском снукерном клубе «Pot Black». 13-летний Уайт уже практически
профессионально играл в снукер на деньги и постоянно прогуливал школу
со своим другом Тони Мео (Мео позже стал профессионалом, но его
теперешнее местонахождение и жизненные обстоятельства неизвестны). Они
и вошли в команду. Воспоминания Хулихэна об этом периоде туманны, но
Уайт рассказал мне: «Нас было четверо – я, Пэтси Хулихэн, Тони Мео и
«Хитрый» Боб Хэррис. Мы колесили по всей стране, играя на деньги».
Потом Уайт стал осторожнее и добавил: «Мы не наживались на них, ничего
подобного. Мы честно их обыгрывали».
Хулихэн пару раз появлялся
на чемпионатах мира в 70-х и 80-х, но не произвел большого впечатления.
Его мучил коньюктивит на обоих глазах, который, как ему кажется, он
подхватил в тюрьме. Он не практиковался так, как следовало бы. «Надо
работать по восемь часов, а я тренировался только по два». Он вернулся
в Дептфорд. Там, на главной улице, был снукерный клуб «Шэйдс», иногда
он и сейчас там играет. «Не поймите меня неправильно, они там совсем не
чемпионы. Мне приходится давать им по 60-70 очков форы».
Его
последний официальный матч состоялся в 1993-м и его соперником был
Джимми Уайт. Хулихэн проиграл ему со счетом только 3:5. Удивительно, но
своим самым трудным противником он считает Клиффа Торбурна. «С ним было
тяжело. Но он был «жерновом», а я был быстрым игроком».
Как мне
кажется, это самое правильное определение для Хулихэна-снукериста.
Сегодня мы привыкли видеть атакующую игру, но Хулихэн играл в эру
медленного, ультразащитного снукера – того, который олицетворял собой
«Непоколебимый» Эдди Чарльтон. Ни среди предшественников Хулихэна, ни
среди его современников никто не играл так, как он. К тому же Хулихэн
подчеркивает: «Старые шары были тяжелее. Сегодня после удара шары
расходятся по всему столу и, вращаясь, возвращаются назад. Но в мои дни
такое было трудно сделать».
Был ли Хулихэн лучшим снукеристом
всех времен? Он говорит, что так не думает. Он полагает, что лучший -
Хендри. Но опять же, если бы он и считал лучшим себя, он бы не произнес
этого вслух. Хулихэн был автором романтичной и альтруистической
концепции быстрой забивной игры, игры чисто щегольского стиля.
Альтруистической – поскольку прагматичная игра, в которую играли все
остальные, была чистой воды эгоизмом по отношению к зрителю. От него
эстафета перешла к Джимми Уайту, который боготворит его, а потом по
очереди к Ронни О’Салливану, который боготворит Уайта.
Однако,
в таком виде, эта последовательность не учитывает Х-фактор - даже можно
сказать, ХХХ-фактор - Алекса «Урагана» Хиггинса, самого быстрого из них
всех. Он отнюдь не восхищался Хулихэном, да и Хулихэн отвечал ему
взаимностью. «Он думал, что он подарок Господень, - было первое
замечание Хулихэна. - Он был хорошим игроком и все такое, но Спенсер
побеждал его предостаточно. И Риардон тоже обыгрывал его много раз».
Ирония
состоит в том, что Хулихэн побил Хиггинса, играя медленно. «Алекс не
мог усидеть в своем кресле спокойно. Он вскакивал и садился, вскакивал
и садился. И именно так я когда-то обыграл его. Я просто чудовищно
затянул игру. Алекс потом подходил к столу, но он был…». У Хулихэна
возникли трудности с подбором слов: кажется, в складках его нахмуренных
бровей читалось слово «псих». «Давайте, я скажу так. Однажды он выпал
из окна и сломал ногу, после чего играл на турнире с ногой в гипсе».
Их
вражда уходит корнями к инциденту в 70-х, когда Хиггинс опоздал на 35
минут на их матч. Этот эпизод в очередной раз наглядно иллюстрирует,
почему снукерные чиновники были очень осторожны, имея дело не только с
Хиггинсом, но и Хулихэном. Когда Хиггинс появился, Хулихэн набросился
на него с кием. «Ну да, я взялся за кий, но я не ранил его и не задел,
ведь так?». Хулихэн обратился к Фреду: «Я же его не ранил, ничего
подобного!».
Поскольку, похоже, мы исчерпали все темы для
разговора, за исключением запасов легкого эля в баре, я спросил
Хулихэна, играет ли он в пул. За этот вызов меня следовало бы поднять
на смех, но он смело принял его. Происходящее отдавало сюрреализмом – я
убирал треугольник c шаров, а Пэтси Хулихэн стоял у противоположного
конца стола и спрашивал: «Я разбиваю?». Биток подпрыгнул вверх,
соскочил со стола и, пролетев три фута, врезался в каминную полку. Я на
секунду подумал, что, возможно, стану жертвой одной из великих
спортивных мистификаций. Но Хулихэн быстро освоился с наклейкой и без
усилий зачистил стол. И каждый его шаг – все его тело – излучали напор
и энергию молодости.
После каждого его трудного удара, я
стучал кием по полу, думая, что так принято, и заметил потом, что после
тех редких случаев, когда забивал я, он стал поступать точно так же. Я
понял, что обычно он так не делает, а сейчас просто пытается помочь мне
преодолеть собственную неловкость. Он позволил мне выиграть, умышленно
промахиваясь на многих шарах.
Когда мы вернулись в бар, я
спросил, тяжело ли было ощущать себя забытым, в то время как множество
посредственностей стяжали себе славу, и он ответил: «Нет. Говорю же, я
много пил».
Он сказал это не жалея, но с тихим вызовом, будто
защищая свое призвание. В том, как живет Хулихэн, есть некое эстетство
– дептфордское эстетство, если хотите. Будь у него иной талант и иное
происхождение, его можно было бы назвать представителем богемы. Играя в
быстрый снукер, невзирая на возможные риски, он жил в соответствии со
своими собственными принципами, вкусами и желаниями, чего бы это не
стоило ему самому. Пусть его дептфордский мир кажется нам банальным -
он видит в нем магию, поскольку понимает все его значение.
Я
оставил Хулихэна на том же месте где - плюс-минус пару ярдов – он так и
проведет всю свою жизнь, от рождения до смерти. Это действительно его
Крусибл.
«Пока-пока», - сказал он на прощание.
________________________ *
Uallachan. От гаэльск. uall (гордый). Англизир. Хулихэн (Houlihan)
стало прародителем русского слова «хулиган», благодаря ирландскому
семейству по фамилии Хулихэн, проживавшему в конце XIX в. в западной
части Лондона и прославившемуся своими дебошами.
Каждому человеку необходим зоомагазин, в котором он будет покупать своему любимцу различные интересные штучки. Может это и по детски, но животные они как дети.
